«Черная кошка, белый кот»

Общественность вольна любить его или ненавидеть, уважать за настойчивость и откровенную смелость или презирать за чрезмерную политическую активность и радикальные взгляды. Но, что важно, это ни на толику не уменьшает значимости слов, произнесенных его соперником перед поединком: «Ну да, а потом меня засудят за убийство великого кинорежиссера». Фильмы из разряда «всё в самый неподходящий момент», мастер из серии «вы никогда не осмелитесь представить, что произойдет за секунду до». Эмир Кустурица- житель мира с югославским паспортом, отказавшийся от мусульманства во имя веры в Иисуса. Воислав Шешель- достойный уважения политикан с крепкими нервами, отказавшийся от дуэли во имя веры в Творца. О ком будем говорить? Очевидно, не о последнем.

 

«Черная кошка, белый кот» Кустурицы – одна из тех лент, которые определенно заслуживают внимания зрителя, а вернее, захватывают его и удерживают. Ведь невозможно не влюбиться с первого кадра в берега Дуная, слишком уж привлекательных и колоритных цыган, праздник безумия на чердаке, и, конечно, прелесть вечного дуэта «кинорежиссер-домашние животные».

 

Пожалуй, имеет право на существование мнение о том, что созданная Эмиром картина есть не что иное, как ностальгия и детское воспоминание о разрушенном в Сараево отчем доме, атмосфере общения с настоящими сербскими бродягами, радости простых вещей перед страшными войнами и политикой. Однако нельзя при этом не вспомнить историю создания ленты. После нашумевшего «Андеграунда», Кустурица решительно заявляет об уходе из киноиндустрии, спустя несколько лет неожиданно для зрителей и самого себя берется за работу над проектом для немецкого телевидения, отрекается от баталий и судеб, вершащихся на Родине... И на выходе публика получает «Черную кошку, белого кота», по-видимому, сделанную специально для любителей «узелков на память и бабушек с ведрами». Невозможно не признать справедливость данного Кустурице в начале его блистательной карьеры прозвища «цыганский Феллини». Превратить самую огромную социальную и этическую проблему в китч и безумный фарс могут только профессионалы высшего уровня.

 

 

Понятно, что выпущенный Эмиром в 1988 году, ровно за десять лет до «Черной кошки», фильм «Время цыган» выступает своеобразным предисловием к этой огромной жизнеутверждающей трагикомедии в самом гротескном понимании этого слова. Критики называют картину «танцами на костях», ссылаясь на факт начавшейся в 90-е годы Югославской кампании, в обстановку которой весьма проблематично вписывается образ сумасшедшей цыганской свадьбы. Согласен с ними режиссер или нет? Сказать сложно. На лицо лишь неопровержимое доказательство бесконечной правоты Кустурицы в том, что во время войны только юмор спасает людей. Через гомерическую абсурдность режиссер показывает всю степень мелочности человеческой натуры. И его улика – смех. Вечная тема «любовь и деньги» нарисована через призму быта особого народа, для которого всё, кроме свободы бессмысленно, а она здесь проявляется в каждом движении брата невесты. Ну на какой еще свадьбе можно увидеть парочку трупов на чердаке? Жениха, продающего душу за грехи и долги родного отца? Карлицу, не желающую выходить замуж за красавчика? Мастер отвечает: «Цыгане могут воровать, убивать, насиловать, но их модель существования дает альтернативу».

 

Однополярному миру с устоявшимися материальными ценностями и образом жизни, в котором не места свободному духу.

 

Кинолента отличается от предыдущих шедевров режиссера тем, что у зрителя постоянно возникает ощущение приближающегося коллапса, явное предчувствие того, что с минуты на минуту дедули свалятся чуть ли не на свадебный стол, так еще и в купе с ледяными глыбами. Но как дальнобойщик на серпантине, Эмир с ловкостью талантливого художника выруливает из всех возможных неприятностей.

 

Фильм «Черная кошка, белый кот» в очередной раз напоминает нам о том, что Кустурица –симбиоз итальянского неореализма и французского поэтического реализма – дает невероятный отклик в насыщенности оттенков и характеров, находок, которыми пестрят картины этого мастера. Хочется обратиться к воспоминаниям Феллини о своем детстве и повлиявшем на его дальнейшее творчество бродячем цирке. Кажется, любовь балканского гения к цыганам – это то же чувство, испытанное некогда Федерико. К слову, темы ведь очень похожи: обе представляют собой синоним яркости и необычного отношения к окружающей действительности. Только у одного – Сладкая жизнь, а у другого – жизненное «Горько!».